Он говорил это вкрадчивым тоном, как будто пытался внушить мне возможные версии аварии. Подбрасывал мне идеи, за которые можно было зацепиться. Я нахмурился.
— Нет. Ничего такого не было.
— Да? А может все-таки?.. Вы попали в автокатастрофу, которую спровоцировали, правда, но в состоянии аффекта.
— Вы мне что, солгать предлагаете?
— Да.
Он спокойно смотрел на меня.
— Вы в своем уме?
Он сделал артистическую паузу: вынул из кармана пачку леденцов, положил один себе в рот.
— Игорь Рудольфович, нам нужна линия поведения. Стратегия, которой мы будем придерживаться.
— И вы считаете, ложь — лучший вариант?
Он взглянул на меня с некоторым раздражением, но тут же, очевидно, взяв себя в руки, улыбнулся.
— Я вам, Игорь Рудольфович, поражаюсь. Вашим способностям… Хорошо. Тут дело не в правде и лжи. Вы же сами писали на сайте. «Нейтральность объектов». У каждого своя правда. Здесь же простой подход: цель оправдывает средства. Не важно, что было на самом деле, важно, чему поверит суд. Вы умереть здесь хотите? Или выйти на волю, чтобы воспользоваться… благами свободы?
Я промолчал.
— Ответьте, пожалуйста.
— Разумеется, я хочу выйти.
— Глупо отрицать очевидное: именно вы спровоцировали аварию. И нам, Игорь Рудольфович, нужно сосредоточиться не на том, сделали вы это или нет, а на том, по какой причине вы это сделали. Вы эту причину назвать не можете или не хотите, поэтому я предлагаю вам версию. Вы были в состоянии аффекта. Не владели собой. Это «причинение смерти по неосторожности», ст. 109. До 5 лет.
— Пять лет?!
— А вы хотите, чтобы перед вами извинились и отпустили на все четыре стороны? Девять трупов!
Я промолчал.
— Срок этот не столь велик, как кажется, учитывая возможную амнистию. Отсидите пару лет и выйдете. Я, в свою очередь, позабочусь, чтобы медиа сохраняли к вам интерес, чтобы вас не ликвидировали в ИТУ…
Я начал кое о чем догадываться. О том, собственно, что лежало на поверхности.
— Скажите, Сергей…
— …Ильич. Можно просто Сергей.
— Скажите, Сергей, а ведь если бы Лиза… если бы моя жена была… обычной, ничего этого бы не было, так?
Я и сам не вполне представлял себе, что вкладывал в понятие «это». Но адвокат меня понял.
— Разумеется. Дочки олигархов не погибают случайно. Будь она обычной девушкой, все уперлось бы в деньги и связи — если бы вам удалось задействовать их, сразу бы и «несчастный случай» образовался. И отсутствие состава преступления. Нашли бы, скажем, птицу, ударившуюся в лобовое стекло. Или обвинили бы ремонтников, не важно, во всяком случае, вас бы освободили. И напротив, если бы вам не удалось откупиться, сфабриковали бы дело так, что вы один виноваты во всем, хотя и без корыстных мотивов.
— А в чем…
— Разница в том, что масштаб совершенно иной. И резонанс. И, главное, мотив. Вы меня, Игорь Рудольфович, удивляете. Это же очевидно. Вы разве не представляете, чем будете владеть, если с вас снимут подозрения? Виллы на Сардинии и Мартинике, недвижимость в Европе и в Москве, акции алмазных компаний, машины и яхты, да мало ли что еще! Ради этого, конечно, стоило рискнуть.
Теперь я кое-что понимал. Вернее, почти все.
— И они считают, что я специально организовал эту аварию, чтобы устранить мою жену? Ради денег? Вы это хотите сказать?
— Да, Игорь Рудольфович! Да, именно так.
Говоря это, он смотрел на меня острым, изучающим взглядом.
— Но ведь это… бред!
В моем голосе, однако, не чувствовалось уверенности.
— Бред, говорите? Игорь Рудольфович, я тоже вначале так полагал. Но тут нужно учитывать не только, кем была она, но и кто такой вы. Версия следствия такова: вы тщательно спланировали эту аварию и реализовали свой замысел хладнокровно и точно. В пользу этого свидетельствуют, повторюсь, особая система безопасности автомобиля, благодаря которой вы не пострадали вовсе, тот факт, что вы намеренно выехали на встречную полосу, а также то обстоятельство, что вы — акцентуированная личность.
— Какая?
— Акцентуированная. Психотип, склонный к риску. И маниакальным идеям. Ну и, соответственно, их реализации.
Я взялся за голову.
— Но все, впрочем, не так просто, — продолжал адвокат. — И у нас есть свои козыри. Это дело нельзя будет сфабриковать, о нем уже пишут газеты. А это значит, что им придется соблюдать форму.
— Что… вы имеете в виду?
— Я имею в виду, что ваш тесть, г-н Пешнин, использует все свое влияние, чтобы отомстить вам за смерть любимой дочери. Чтобы вы, например, погибли здесь насильственной смертью. Но сделать это ему будет не так-то просто, потому что сейчас, благодаря СМИ, к вам приковано всеобщее внимание. И не только ликвидировать, но и осудить вас без огласки у них не получится. А сделать это на открытом процессе, с теми доказательствами, которые есть, не так легко, как кажется. Следовательно, они будут либо собирать доказательства более веские, либо выбивать у вас признание. Так что, Игорь Рудольфович, версия с состоянием аффекта — единственно верная, и на ней нам надо стоять.
— Разве… других нет? — Я чувствовал, что начинаю, вопреки своей воле, соглашаться с ним.
— Есть, но… Допустим, ваша невменяемость. Но это дело слишком хлипкое. Вам Пшенка говорил? Даже если экспертиза вынесет положительный вердикт, у вас будут проблемы с собственностью.
— А вас только она и заботит? — не удержался я.
— И она тоже. И вы. Повторяю, вам пытаются инкриминировать статью 105, «Преднамеренное убийство с отягчающими обстоятельствами», которая, как я уже сказал, предусматривает высшую меру. На практике это будет означать, что вас осудят, шумиха вокруг вашего имени стихнет, и вы погибнете каким-нибудь изощренным образом, в соответствии с представлениями вашего тестя. А в протоколе будет указано «При попытке к бегству» или «В связи с несчастным случаем на стройке». Поверьте, Игорь Рудольфович, я не пугаю вас: такова реальность.
На мгновение я задумался.
— Вы хотите, чтобы я заявил, что она… что я… — Я даже не мог представить себе, что предлагал мне адвокат. — Нет.
Он помолчал, раздумывая. Пожал плечами.
— Хорошо. Во всяком случае, не отвергайте эту идею с порога. Как бы то ни было, нам надо выиграть время. И не говорите Пшенке много. Ссылайтесь на свое состояние. «Не помню», «не знаю» — вот такими должны быть ваши ответы. За то время, пока они будут добывать показания, мы подготовимся к процессу. Игорь Рудольфович, а вы с сестрой давно виделись?
Вопрос был настолько неожиданным, что застал меня врасплох.
— Да… Девять лет назад.
— На похоронах родителей?
— Какая разница? При чем тут она?! И… родители?
— Дело в том, Игорь Рудольфович, что ваша сестра изъявила желание с вами встретиться.
Я испытал странное чувство: боль и сладость одновременно. Ну что ж, пусть увидит меня в тюрьме, хорошее место для свидания.
— Когда?
— Завтра.
— Я… я не знаю.
— Она очень настаивала. Все же вы родные, какие бы отношения между вами ни были.
— А свидание мне разрешат?
— Да, я уже позаботился.
В конце концов, Настя никогда не лгала мне. Кому, как не ей, я могу верить? Я должен знать, что происходит там, во внешнем мире.
Он уже собрался уходить, как вдруг меня осенило.
— Подождите, Сергей… А ведь я в самом деле находился в состоянии аффекта. Всему виной наш пассажир. Ну, этот гастарбайтер, которого мы взяли около Тарасовки. Что с ним стало, кстати?
— С кем? — Адвокат поглядел на меня как-то странно.
— С нашим пассажиром.
Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. На лице у Грунина проступило выражение уныния и тоски.
— Игорь Рудольфович, мы, кажется, договорились друг другу доверять, — с оттенком обиды произнес он. — А вы…
— Что стало с нашим пассажиром? — Я буквально прокричал это ему в лицо.
Он выдержал мой взгляд. И тихо, почти по слогам, ответил:
— В машине не было никакого пассажира. Только вы и ваша жена. Больше никого.
* * *
— Понимаете, мы взяли его, потому что она… она так хотела. Я был против, но… не решился ей об этом сказать. Такой момент… венчание… понимаете? Он был какой-то странный. Молчал всю дорогу. И внушил мне такую неприязнь, что… Я его возненавидел. Я не знаю, почему это произошло. Он выглядел… Такой, знаете, азиат. То ли таджик, то ли… Гастарбайтер, одним словом. Лицо такое… смуглое. Одет был в брезентовые брюки, клетчатую рубашку. Сказал, что ему нужно до 110-го километра.
— Какого?
— Да, 110-го, в этом вся и штука. Я знаю вы сейчас скажете, что такого на МКАДе нет, но…
Чем больше я вдавался в подробности, объясняя адвокату суть дела, тем больше понимал, что он мне не верит.
— Послушайте, вы, наверное, думаете, что я свихнулся? Я клянусь вам, что…